Рубрика: ВЫБОР РЕДАКЦИИ

Политическая интрига умерла, да здравствует интрига шоу – так можно расценить решение Ксении Собчак участвовать в президентских выборах 2018 г. Читать далее «Шоу спасения политики»

Социолог Денис Соколов о назначении в кавказскую республику руководителя-варяга

После эффектной недельной паузы исполняющим обязанности главы Дагестана назначен Владимир Васильев. Впервые с 1948 г. республику возглавил чиновник не из аварцев или даргинцев, не имеющий общих интересов, земляческих или родственных связей с политическими, этническими, религиозными группами.

То ли Кремль устал играть в самоуправление южных провинций, то ли к такому решению подтолкнула затянувшаяся управленческая агония Рамазана Абдулатипова в качестве руководителя республики. Слишком заметны были и ошеломляющая даже для Дагестана коррупция новоиспеченного тляратинского клана – земляков Рамазана Гаджимурадовича, – и обострение земельных конфликтов, и очевидная неспособность республиканской администрации контролировать выборы в 2018 г. На последних выборах – в Народное собрание республики в сентябре 2016 г. – пришлось не допускать до участия в связи с неуправляемым ростом популярности «Народ против коррупции», партию, связанную с Духовным управлением мусульман Дагестана и объединившую многих оппозиционеров. А по итогам власть получила множество обвинений в массовой фальсификации – реальные результаты были бы катастрофой и для Абдулатипова, и для «Единой России».

Если требуется только сбить накал страстей до проведения президентских выборов, то время выбрано точно – изумления и характерного для дагестанцев оптимизма ожидания перемен к лучшему на ближайший год хватит.

Во-первых, отставку Абдулатипова празднует, по ощущениям, больше людей, чем праздновало 4 года назад арест мэра Махачкалы Саида Амирова, приговоренного в августе 2015 г. к пожизненному лишению свободы.

Во-вторых, демонтаж политических конструкций предшественника Васильевым не будет нести печати личной мести, а равноудаленность нового главы позволит избежать новой войны политических групп за власть: власть Москва оставила за собой.

В-третьих, есть надежда, что новый глава попытается инкорпорировать республику в российское институциональное пространство. Хоть оно и стремительно разрушается в последние годы – все-таки правовое поле, например, в Санкт-Петербурге значительно более правовое, чем в Дагестане.
В-четвертых, многие в республике давно поддерживают идею русского губернатора, надеясь, что он сможет навести порядок и не будет коррумпирован. Теперь появилась возможность проверить эту гипотезу.

Наконец, в-пятых, есть призрачный шанс, что «внешнее управление» может принести оздоровление экономике. Теоретически возможно, создав недагестанскую систему переработки и сбыта с участием холдингов для дагестанских товаров, частично заменить продукцией из республики импорт из Турции и Восточной Европы фруктов и овощей, из Казахстана и Белоруссии – мяса, из Китая – обуви, одежды и мебели. Это оживит и наполнит деньгами задохнувшийся от бартера и долгов строительный рынок в Махачкале и Хасавюрте, цивилизует урбанизацию и создаст стимулы для индустриализации сельского хозяйства.

Но такой проект требует дополнительных и экономически неоправданных в существующих условиях инвестиций от перерабатывающих холдингов, противоречит интересам импортеров и их влиятельных бенефициаров. И вряд ли экономическое чудо входит в список задач назначенного и. о. главы. Ни с экономикой, ни с земельными конфликтами, ни с латентной войной спецслужб против населения никто ничего делать не будет. Экономика продолжит умирать, и бартерный обмен будет вырождаться в натуральный, земельные конфликты будут развиваться, а контртеррористические операции продолжат выхватывать из жизни все новые и новые жертвы.

Если же все-таки есть цель превратить многонациональную республику в обыкновенный российский регион, то это задача почти невыполнимая. Во времена СССР интеграция дагестанских сельских обществ и городов в советский народ строилась на школьном учителе, партийном колхозном руководстве, индустриализации сельского хозяйства на равнине, развитой промышленности и многочисленном, больше половины, русском населении в городах – сейчас ни одного из этих инструментов нет. Школьное образование деградировало, колхозы ликвидированы, сельское хозяйство в массе деиндустриализировано, промышленность разрушена, русское городское и сельское население выехало, обанкротившихся партийных идеологов заменили имамы мечетей, а деградировавшее светское правосудие там, где возможно обеспечить инфорсмент, вытесняется шариатом. Актуальные инструменты интеграции – это рынок, бюджет и насилие. И никакой наместник не в силах остановить отчуждение дагестанского общества от российского институционального, социального и политического пространства, не восстановив систему среднего образования и правосудие.

Васильев, как и любой «генерал-губернатор» на его месте, рискует оказаться в позиции римского прокуратора в дальней провинции, который волен принимать или отвергать предложения местных лидеров, карать и миловать, назначать и отменять контртеррористические операции. А дальше все зависит от бюджета и Росгвардии – если денег и верных штыков будет достаточно, то дагестанские политики передерутся за стулья в приемной, а любой протест будет раздавлен в зародыше, но если денег не будет, а на тотальные репрессии не хватит человеческих и материальных ресурсов – мы можем стать свидетелями политической консолидации национальных элит и народа против администрации, все больше похожей на колониальную.

Автор – руководитель исследовательского центра RAMCOM, эксперт Free Russia Foundation

https://www.vedomosti.ru

Пару лет назад Тома Пикетти приезжал к нам во Флоренцию с лекцией. Парадный зал Европейского университета, обычно полупустой, был забит публикой. На потолке летали амуры, студенты лежали на полу в живописных позах, а звезда современной академии рассказывал о неравенстве. Читать далее «Как устроена справедливость в России»

Политолог Николай Петров об управлении с помощью децимации

Обычно до уровня регионов процессы, происходящие в центре, доходят с запозданием. Скажем, во времена демократизации ситуация во многих регионах могла выглядеть существенно консервативнее, чем в Москве, и наоборот, демонтаж демократических институтов, начавшийся на федеральном уровне, не сразу затронул все регионы. С репрессиями в отношении элиты ситуация выглядит иначе – в регионах они продвинулись гораздо дальше, чем это сегодня видно в общенациональном масштабе.

Хирургическая операция Кремля по разделению сиамских близнецов – собственно региональной элиты и федералов в регионе – практически закончена. Это удалось в целом после проведения реформы МВД в 2011 г. и распространения принципов горизонтальной ротации практически на всех федеральных генералов в регионах. С тех пор конфликт между федеральной региональной и корневой региональной частями элиты все время нарастает. Губернатор все чаще оказывается фигурой, зажатой между теми и другими, и ведет себя как федерал-временщик. Для многих губернаторов, как и для командированных на время в регион силовых чиновников, пребывание в регионе – эпизод в чиновной карьере, и успешность понимается как быстрота и четкость в выполнении команд сверху наряду с поддержанием порядка и спокойствия. Само по себе это, может, и неплохо, но не имеет отношения к стратегии и может входить в противоречие с интересами развития региона.

Расширение групп риска

Репрессии в отношении регионалов были отработаны в середине нулевых на мэрах, выступавших тогда оппонентами назначаемых губернаторов. Затем в оборот были взяты старшие региональные чиновники и экс-главы регионов и, наконец, с 2015 г. – действующие губернаторы.
До 2015 г. атаки силовиков на губернаторов и их команды если напрямую не инициировались, то по крайней мере санкционировались Кремлем, а в 2015-м, похоже, была дана общая отмашка. Яркий пример – арест главы Коми Вячеслава Гайзера и его команды в сентябре 2015 г., через пару дней после того как рейтинг прокремлевского ФоРГО включил его в пятерку наиболее эффективных глав регионов.
Модели силовой замены руководителей регионов и подвешивания их на крючок уголовных дел против заместителей работают и здесь. Впрочем, поскольку региональные силовики постоянно ротируются, это накладывает на общую схему свой отпечаток. Это могут быть, например, специально командированные «чистильщики», как Владимир Колокольцев (МВД) в Орле, а потом в Москве, или Игорь Ахримеев (ФСБ) в Челябинске, направляемые в регион для оказания жесткого давления на команду губернатора, отключения от нее силового ресурса. Это может быть политический заказ с возможной сильной бизнес-составляющей. И это может быть модель лицензии, когда Москвой дается отмашка на использование собранного против региональной элиты материала. Особняком стоит феномен силовика – «теневого губернатора», каковым, скажем, в Волгоградской области многие считают бессменного главу СУ СКР Михаила Музраева.
В 2016 г. под уголовное преследование попали один губернатор, 13 замов губернатора, четыре мэра региональных столиц. Только с начала 2017 г. арестованы два руководителя региона (формально сразу после добровольной отставки), семь вице-губернаторов или зампредов правительства, один мэр региональной столицы. Общая численность такого рода верхушки региональной элиты в стране – всего 800–900 человек, получается, что 2% из них сейчас попадают в жернова ежегодно – каждый 50-й.

Кто за старшего

Непосредственно делами против регионального чиновничества занимаются следственные управления СКР и управления ФСБ. Последние особенно активизировались после Сочи и Крыма, вернув себе главенствующую роль в большой силовой корпорации. В 2014 г. начинается дело ГУЭБиПК МВД, проводятся задержания действующих глав МВД в регионах – на Сахалине, где годом позже арестуют уже губернатора, и в Иванове, где под арестом оказались уже несколько вице-губернаторов. В Марий Эл министр МВД застрелился в самом начале 2015 г., узнав о возбуждении против него уголовного дела. Пройдет два года – и там уйдет в отставку и тут же будет арестован глава региона. Лишь в первом случае милицейскому генералу инкриминировали организацию незаконной прослушки офицеров ФСБ и СКР, в двух других – финансово-хозяйственные нарушения. В 2014 г. стали арестовывать и региональных начальников ФСИН. В 2015 г. пришел черед губернаторов.

ФСБ – системный оператор, получивший «лицензию на отстрелы», причем как силовых, так и политических элит. Как сказал однажды в интервью главный федеральный инспектор одного из крупных регионов, «мы контролируем всех, а ФСБ контролирует нас». Главенствующая роль ФСБ проявляется, в частности, в том, что сама она никогда не выступает в качестве публичного объекта репрессий (в отличие, например, от действующего в связке с ней СКР) и несет ответственность лишь внутрикорпоративную. Когда-то, до выделения следствия из прокуратуры, эту роль играли скорее прокуроры, занимающие сегодня подчиненное положение. До отмены прямых выборов губернаторов в 2004 г., если Кремль не хотел переизбрания действующего главы региона, примерно за полгода до выборов там меняли прокурора, отрезая тем самым силовиков и правоохранителей от работы контролируемой губернатором политической машины.

Резко уменьшилась и роль главного федерального инспектора, который поначалу был координатором всех федералов в регионе, за исключением УФСБ. Это отражает усиление силовых корпораций и относительное ослабление политического блока Кремля.

Репрессии как норма

Нарастание репрессивности в отношении элит вообще и региональных элит в частности происходило на протяжении длительного времени, особенно интенсивно с 2013 г. Анализ медийного пространства, проведенный Станиславом Земсковым, показывает, что в 2013 г. общее число случаев задержания по различным обвинениям представителей региональной и муниципальной элиты выросло примерно втрое по сравнению с 2012 г. и с тех пор удерживается на уровне порядка 600 случаев в год, т. е. в среднем семь случаев в год на регион. В 2015 г. процесс перешел в новое качество, когда а) произошло резкое повышение статуса задерживаемых, задерживаться под камеры стали уже действующие губернаторы и б) целые команды региональных элит стали обвиняться в создании организованных преступных групп.

Параллельно усиливались репрессии и в отношении силовиков. Еще в 2011 г. под раздачу попала прокуратура со знаменитым делом «подмосковных прокуроров», приведшим поначалу к отставке прокурора Московской области и бегству из страны его первого зама, а также к отставке десятка прокуроров городов. В конечном счете, однако, прокуратура отбилась, дело закончилось ничем и было списано на ведомственный конфликт с СКР. С 2014 г., как уже отмечалось, задерживают региональных глав ФСИН (2014 г. – Пермь, 2016 г. – Коми, 2017 г. – Ростов-на-Дону, Кемерово) и МВД (2014 г. – Сахалин, Иваново). С 2016 г. – глав следственных управлений СКР (Кемерово, Москва).
Кому в пах, кому в лоб

Принцип раскручиваемого маховика предполагает не только расширение круга репрессируемых, но и утяжеление репрессий. Еще недавно времена были вегетарианские, с «двушечками», зачетом срока следствия и освобождением в зале суда. Сегодня в ходу «двугривенные». Поменялась и стилистика – в ходу обыски и аресты в 5 утра.

Понять логику того или иного задержания помогает отчасти анализ сути обвинений и судьба расследования / уголовного дела. Во многих случаях высших региональных чиновников обвиняют в нарушениях бюрократического плана, в том числе в пользу близкого им бизнеса. Часто для облегчения участи предлагают дать показания в отношении начальника, того же губернатора. Так, например, находящийся под следствием руководитель администрации одного из регионов, сам в недавнем прошлом замначальника регионального управления ФСБ, публично заявил, что его бывшие коллеги добиваются от него показаний на главу региона. Обычно индивидуальные дела заканчиваются относительно небольшим сроком с последующей амнистией или даже условным сроком. В последнее время, однако, сроки имеют обыкновение расти, и 8–12 лет за «мошенничество» или поборы на общественные нужды, как в случае первого зампреда правительства Ивановской области, уже не выглядят чем-то исключительным. Иногда, впрочем, как в Ингушетии, где довольно много задержаний региональных министров, за обвинениями и даже решениями суда ничего не следует и вскоре отстраненный было чиновник получает новое высокое назначение.

Выбор жертвы

Чем определяется выбор жертвы? Стечением разных обстоятельств, но в первую очередь ослаблением или вовсе отсутствием сильного патрона. Выбирают не того, кто больше проштрафился, а того, кто не способен отбиться.

Региональные паттерны разнообразны. Бывают внутренние причины, как, скажем, в Челябинской области, бывают внешние, когда регион оказывается просто адресом и под раздачу попадают те, у кого «прохудилась крыша». Наконец, есть регионы, где осуществляется систематическая зачистка, изменение модели устройства, – как, например, Дагестан.
Распространены случаи силового нажима на главу, чтобы ушел, и зачистки команды, как, скажем, в Кабардино-Балкарии (2012), Краснодарском крае (2014–2015), Челябинской области (2014–2015), Пермском крае (2017). Из новых, где после недавних задержаний раскручивается целый ряд дел, можно упомянуть Хакасию, Калмыкию, Ивановскую, Кемеровскую области, Приморский и Хабаровский край. Публично голос в защиту задержанных членов команды подали губернаторы Владимирской и Кемеровской областей. Первая реакция в регионе на задержание высокопоставленного чиновника – прочтение происходящего как сигнала губернатору, особенно в привязке к окончанию его срока.

В терминах преступления и наказания четкое соответствие одного другому наблюдается далеко не всегда. Иногда это преступление одних или, скажем, какой-то группы, а наказание других – иногда наказание совсем не за то преступление, которое есть в приговоре.

Что дальше

Виноваты ли те представители региональной элиты, которые попадают под репрессивный каток? Да, в большинстве случаев виноваты, но, как представляется, не больше, чем их коллеги, которые остаются на свободе (пока остаются?). Это не борьба с коррупцией, это перевод элиты на новый режим существования сродни военно-полевому. Действует все тот же принцип «своим – всё, чужим – закон», только при существенном сокращении круга «своих». Понятно, что отчасти это реакция на ухудшение экономической ситуации, но без многолетних усилий по выстраиванию отношений с элитой так быстро ничего бы не получилось. Недавняя безнаказанность превращается в «замазанность» элиты, облегчающую контроль за ней со стороны Кремля.

Выбор жертв, как и в случае с Болотной, часто имеет случайный характер. Это принцип децимации – показательной казни каждого десятого, высшей меры наказания в римской армии. Только если у римлян каждая десятка сама жребием решала, кого казнить и кому казнить, то здесь все проще и централизованнее.

Страх становится тем ресурсом, который заменяет сокращающуюся ренту. И он нуждается в постоянном воспроизводстве. А раз экономическая ситуация кардинально улучшаться в обозримое время не будет, не отпадет нужда в страхе и, значит, в репрессиях.

Репрессии против региональных элит не только набрали значительную инерцию, но и носят системный характер. Помимо ФСБ и СКР в их осуществлении участвует судебная система, специально для этого модифицированная (взять тот же особый порядок рассмотрения дел в судах) и приученная. Под них заточен весь управленческий дизайн в регионах. Нет поэтому никаких оснований ожидать изменения ситуации к лучшему.

Автор – руководитель Центра политико-географических исследований

https://www.vedomosti.ru