Тридцать лет назад произошло событие, сейчас уже почти позабытое, но во многом предопределившее трудный ход реформ 1990-х и то отчаяние, с которым общество бросилось потом за поддержкой к «сильной руке». 25 июня 1987 г. состоялся пленум ЦК КПСС, наметивший схему горбачевской «коренной перестройки управления экономикой», а 30 июня был принят закон СССР «О государственном предприятии».
Эту реформу с полным правом можно охарактеризовать черномырдинскими словами «хотели как лучше, а получилось как всегда». Вместо реального рынка тогда строили социализм с человеческим лицом, с самоуправлением на предприятиях, с административными ценами, с поддержкой слабых за счет сильных… И к началу 1990-х довели экономику до полной дезорганизации, до пустых прилавков, до огромного «денежного навеса», который неудачливый премьер Валентин Павлов в отчаянии пытался изъять у населения с помощью обмена крупных купюр.
Помимо ошибок конкретных реформаторов горбачевского призыва у той «коренной перестройки» имелись объективные основания для провала.
Во-первых, реформа была робкой, половинчатой, осуществлявшейся по принципу «и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Представители поколения шестидесятников, стоявшие у руля при Горбачеве, ждали со времен оттепели возможности вернуться к идее обновления социализма и, наконец, взялись за реализацию этой задачи. Конкретные ошибки министров и академиков были не столько их виной, сколько бедой. Они искренне полагали, что надо лишь усовершенствовать социализм, поскольку капитализм – зло, от которого общество отказалось еще в 1917 г. и возвращаться к которому ни в коем случае не надо.
Во-вторых, в 1980-е гг. в советских академических кругах явно не хватало знаний о неэффективности той системы рыночного социализма, которая, как многим казалось, даст нам возможность проскочить между Сциллой сталинского административного социализма и Харибдой капитализма, раскритикованного всемерно уважаемыми Марксом, Энгельсом и Лениным. Серьезные исследования экономических проблем Пражской весны, югославского рабочего самоуправления, венгерского гуляшного коммунизма и тех провалов, что возникли в Польше при противостоянии властей с «Солидарностью», можно было пересчитать по пальцам. Причем принадлежали эти исследования совсем не тем людям, которые взялись тогда за реформы.
В-третьих, в наследство от сталинско-брежневской эпохи реформаторам досталась экономика со страшными структурными перекосами. Миллионы людей трудились в организациях и на предприятиях, которые были столь неэффективны, что не могли бы выжить в условиях рынка. Даже те шестидесятники, которые понимали необходимость радикальных преобразований, боялись, по всей видимости, всерьез задевать группы интересов, которые проигрывали бы при серьезных реформах. Настоящие структурные преобразования достались уже на долю Егора Гайдара, и он в полной мере ощутил на себе ненависть и злость проигравших.
Нынешнее положение дел с возможными реформами похоже, как ни странно, на положение 30-летней давности. Проблемы, конечно, стоят перед нами иные, но вот система ограничителей – примерно такая
же.
Во-первых, действуют генерационные ограничители. Поколение шестидесятников с его стремлением к «человеческому лицу» уже ни на что не влияет. Но семидесятники сегодня в самом соку. Они стремятся максимизировать потребление, насладиться жизнью, взять от рынка все, что он способен им дать. При этом семидесятники плохо понимают смысл демократии. Некоторые ассоциируют ее с бардаком лихих девяностых и уповают на доброго царя, который наведет порядок и вернет каким-то образом процветание нулевых лет. Это поколение в силу своего жизненного опыта, с одной стороны, цинично, с другой – прагматично. Оно не верит в слова о народовластии, но верит в эффективность пропаганды и рассматривает в качестве таковой идущие с Запада советы бороться с авторитаризмом. Семидесятники рассматривают жизнь в современном мире как игру с нулевой суммой, а потому полагают, что Штаты нас дурят, дабы ослабить Россию и захватить богатые ресурсы.
Во-вторых, существует острый недостаток знаний о том, как осуществлять самые важные реформы. Если механизмы функционирования рынка мы понимаем и даже про то, как работает демократия, специалисты, свободные от семидесятнических иллюзий, могут рассказать, то гораздо сложнее оказывается справиться с правоохранительной системой и коррупцией. В общих чертах мы, конечно, понимаем необходимость реформирования данной сферы, как и шестидесятники понимали необходимость преобразований в эпоху перестройки. Но дьявол кроется в деталях. И с этим дьяволом пока не удается договориться. По большей части от разнообразных сторонников реформ приходится слышать ссылки на то, что ведь «у Грузии получилось». Но, думается, если мы сами возьмемся за коррупционеров всерьез, то столкнемся с комплексом сильно запущенных проблем и с противодействием столь мощных групп интересов, что преобразования, как в лихие девяностые, могут растянуться надолго.
В-третьих, по мере того как укореняется нынешняя политическая система, начинают накапливаться проблемы, усиливающие именно те группы интересов, которые будут проигрывать от радикальных реформ. Например, отнюдь не безобидно усиление роли ВПК и силовых служб, с которым мы сталкиваемся в последние годы. Множество людей связывают с этими сферами свою судьбу, поскольку в свете официальной пропаганды им представляется, будто бы там ждет сытая жизнь, успешная карьера и уважение народа, желающего защиты от грозных врагов. Рано или поздно до предела раздутые и потребляющие много денег военно-силовые сферы придется демонтировать, чтобы вывести экономику из стагнации. И тогда миллионы людей, работающих в ВПК, армии и разнообразных «органах», окажутся под ударом. Они превратятся в серьезных противников реформ. Или, скорее, будут давить на власть, с тем чтобы развернуть любые реформы в своих интересах.
Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)
https://www.vedomosti.ru